Автор: Rapier
Название: "Ничуть. Нисколечко"
Пейринг: Джерард Уэй/Пит Вэнтц.
Рейтинг: R
Саммари: два человека, которые не должны вовсе встречать друг с другом Рождество, тем не менее, встречают его вместе.
Дисклеймер: Пит (с) его мама и папа, Джерард (с) мама, папа, Линн и Фрэнк.
От автора: получилось несколько комковато, неловко и сумбурно, но я всё же надеюсь, что моей обожаемой Салли это понравится. С Новым Годом, милая!

Наташе-Sally. Я надеюсь, это фантастично ровно настолько же, насколько и твой вымысел.

Когда ты ешь старфрут, правильные звездообразные дольки прозрачной мякоти немного щиплют тебе язык, и Джерарду нравится, как ты морщишься и фыркаешь.
Когда ты распаковываешь коробку с твоим рождественским подарком, и упаковочная бумага негромко шелестит в твоих пальцах, и когда ты понимаешь, что твой рождественский подарок был куплен в секс-шопе, Джерарду нравится, как в удивлении округляются твои глаза.
Когда ты несмело проводишь пальцами по чёрной коже, оплетающей рукоять плётки, ты понимаешь, что Джерард трижды, четырежды монстр, хоть сто раз монстр, и ты тоже монстр, потому, что где-то в глубине души, наравне с потрясением, ты чувствуешь детскую, нетерпеливую радость, радость неожиданную, радость сюрприза, и ты усмехаешься.
Когда ты спрашиваешь его, какого хрена, он тоже усмехается. И молчит. Он знает, что и "какого хрена?!" может быть чистой формальностью. Он знает всего тебя. От кончиков чёрных встрёпанных волос, до летучей мыши внизу живота, и ещё глубоко внутри, глубоко и насквозь. Он знает тебя наизусть, как ты учил наизусть строки из "Ромео и Джульетты" в старших классах.
Он знает тебя наизусть так, как въедаются тебе в память строки его песен.
Когда тебя одолевают сомнения, не вколол ли он в старфрут ничего ТАКОГО, а "ТАКОГО" в твоём понимании значит только одно - "виагру", Джерард демонстративно удаляется из комнаты.
Когда ты задаёшься вопросом, является ли старфрут афродизиаком, и было ли это всё тщательно продумано, ты нервно мнёшь в пальцах плётку.
Когда ты перебираешь плетёные чёрные кожаные хвосты-хлыстики, и они такие неподатливые и такие тонкие, ты хочешь его.
Ты действительно хочешь его. Не ты ли хотел всего этого? Этого - кислого сока, стекающего по твоему подбородку, этого - его хитрых глаз, когда он протягивает тебе коробку, длинную вытянутую коробку, упакованную в яркую чёрно-красную бумагу и перевязанную белыми ленточками с двух сторон, похожу на гигантскую чёрно-красную конфету, этого - когда он снова смотрит на тебя выжидательно, этого - когда его пальцы... ты не видел. Ты не готов поклясться, что пальцы Джерарда тянулись к ширинке его узких джинсов.
Ты не готов поклясться, что вы - не два монстра, и что всего этого не происходило, и что ваше Рождество было по-пуритански правильным.
Ты не готов поклясться, что Эшли не думает, как ты валяешься пьяный в Angels&Kings, не пишет тебе смс, а Бронкс не орёт по ночам, мешая ей спать.
Ты не готов поклясться, что Линн не блюёт где-то в туалете и не лежит в истерике где-то на широкой кровати, посередине, разметавшись или свернувшись в клубок, плевать.
Ты не готов поклясться, что вы должны были встречать это Рождество отдельно.
Ты знаешь, что вы здесь, вы вместе, вы в его квартире, а час назад, когда твоя худи, чёрная простая худи, без летучих мышей, твоя худи с пятном от кока-колы на животе, была охренительно, невообразимо холодной, и капюшон сползал тебе на глаза, когда ты держал его руку в своей, и его ладонь была холодной и влажной, вы выбирали рождественские подарки друг другу.
А Джерард купил в Marks&Spencer старфрут, жвачку и презервативы. Тоненькие бананово-жёлтые, винилово блестящие, силиконово блестящие резиночки. Ты не слишком-то веришь презервативам. Особенно после того, как у вас с Эшли получился Бронкс. Джерард - всё ещё верит.
Час назад.
А всё остальное - твои мысли.
И когда Джерард вколачивается в тебя, прижав к стене, ты стонешь, и тебе плевать на эти жёлтые резиночки, и на то, что они так и остались нераспакованными лежать в кармане его куртки.
Ты жмуришься. Ты не видишь его, ты чувствуешь. И он не требует тебя открыть глаза.
Когда Джерард кусает мочку твоего уха и облизывает, целует мокро, влажно, быстро, неаккуратно, ты слепо цепляешься за его плечи пальцами, а твои джинсы сейчас где-то на полу, и они не запутались, они валяются где-то, а ты абсолютно голый. А он абсолютно одетый.
И это всё так банально, если бы не было сумбурным, и он не спешит кончать, и это не похоже на порнофильм.
И когда он наконец кончает, он молчит. Он жарко дышит. От него пахнет потом, парфюмом и имбирём.
А ты остаёшься между ним и стеной, прижатый, распластавшийся.
И вам обоим не стыдно. Ничуть. Совсем нисколечко.
Когда ты окрываешь глаза, первым делом ты видишь плётку, брошенную на диван.