Автор: Rapier
Название: "Казалось бы, его самого тоже не существовало"
Бэндом: ФОБ
Пейринг: Патрик Стамп/вся группа, Патрик Стамп/Кевин Стамп
Жанр: тяжёлый даркфик
Саммари: почему всего этого не могло быть, и это просто объяснение.
Ворнинг: инцест, тяжёлый ангст
От автора: навеяно четырьмя песнями Сержа Танкяна.
Сольный концерт Рапиры, шизофрения и коробка горького шоколада для любителей Сержа.
My baby, my baby,
Let me go,
And if you love me, you love me,
Let me go,
Cause I'm your brother, your brother,
Have some pride,
And now you love me, you love me,
Then die tonight...
Всё равно, это было неправильно, невозможно... это было запрещено. И если бы кто-то узнал... Патрик боится предположить, если бы...
Страшно даже подумать, о том, насколько это... Мерзко? Аморально? Неприятно? Извращённо?
Просто не суждено. Им, наверное, не стоило бы рождаться братьями. Во всяком случае, Кевин бы тогда не исчезал после одной ночи, одной ночи робкого секса, одной ночи тёплой несвежей постели, одной ночи ощущения грязной стыдливости на душе и холодной влаги вспотевших ладоней. Во всяком случае, Патрик тогда бы не терзался, даже и вовсе бы не думал на тему общественной морали, когда брат выскальзывал из-под одеяла, и, путаясь в мятых потёртых джинсах, и, возможно, не замечая тех тёмных влажных пятен на них, натягивая на себя засалившийся трикотаж футболку, одевался и исчезал за дверью, удаляясь то ли к себе домой, то ли к подружке.
Старший из братьев Стампов никогда не отчитывался.
А младший тысячи раз корил себя за излишнюю робость.
Это не было чем-то серьёзным.
"-Моя детка, детка, отпусти меня, если ты меня любишь, отпусти."
И Патрик отпускал, не решаясь попросить остаться.
Детка, детка, детка...
"-Ведь я твой братик, твой братик, имей гордость, а сейчас ты любишь меня, любишь меня..."
О гордости не приходилось даже и вспоминать. Кевин был слишком самолюбив, чтобы... принимать гордость младшего. Кевин Стамп был слишком самолюбив даже для того, чтобы терпеть какие-то её зачатки, или же отстатки, какой-то дым от этой гордости, какие-то угольки от неё, какие-то объеденные косточки с подсыхающими клочками гниющего мяса, какая-то смрадная, потемневшая кашеобразная смесь грязно-бурого цвета, с запахом тлена и разложения, как и то, во что на конечной стадии превращается труп. В этом случае трупом был Патрик-душа.
Патрик-тело получал своё секундное наслаждение, свои секунды оргазма.
А Патрик-целостный был слишком труслив.
"-И умрёшь сегодня ночью..."
Сегодня ночью это было так явственно...
Сегодня - ночь паранойи, ночь глупых страхов глупого человека, ночь терзаний моралью, ночь, за которую абсолютно ничто не изменится.
Просто пустая ночь самокопания.
"Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, лги, лги, лги!..."

Even though we cant afford
The sky is over,
I dont want to see you go,
The sky is over
Even though we cant afford
The sky is over,
The sky is over us.
С Питом всё кончилось. Отгорело. Они просто... выросли? Очерствели? Деградировали? Поумнели? Патрик не хотел вспоминать. Каждая непрошенная мысль отзывалось гадкой мокротой осадков самых худших воспоминаний.
Осадков того, как пьяный Пит орёт о том, что будет резать вены после их очередной ссоры. У него на глазах.
Патрик не помнит ни лица Пита тогда, в тот момент, ни его голоса, ни слёз на его щеках, ни того, плакал ли он вообще, и пытался ли... Патрик помнит только слова.
А остальное память вычеркнула. Осадок остался.
Они были болезнью друг для друга.
Только панацеей для Пита стала дешёвая популярность, и не менее дешёвая любовь Эшли. Чего стоит её любовь? Того же, чего и любовь девочек-фанаток. Плотское влечение, игра гормонов и дрожь тёплого ветра внизу живота от лучшей его улыбки.
Этот сладкий тягучий коктейль со вкусом "кофе-перец-шоколад" и запахом одеколона и сигарет Симпсон отравила другим желанием, желанием не в тон, никак уж не вписывающимся желанием. Жаждой славы и стабильности.
Слава, она на вкус как патока и анис. Стабильность, она на вкус как таблетки от кашля.
А панацеей для Патрика было время.
Стамп по природе своей был терпелив.
Такой же терпеливый маленький клещ, как и Жан-Батист Гренуй, как и Наполеон, как и многие другие...
И задаваясь вопросом, где же, где его животное, лидерское, дъявольское начало, Патрик находил ответ.
А ответ был прост.
Он был создан "бедной овечкой". Он был создан "ангелочком Трики, малышом Трики, зайчиком Трики".
Травоядным мясом.
Никакого компенсирующего обстоятельства и не подразумевалось.
Патрик умел и любил прощать. Он прощал, скрепя сердце, он прощал с типично американской улыбкой "ничего страшного, всё о'кей, друг".
Он простил Вэнтца, просто не видя другого выхода. Он простил себя, позволив себе пару очередных грехов.
"-Даже если мы не можем себе этого позволить, небо закончилось. Я не хочу видеть, как ты уходишь, но небо закончилось, даже если мы не можем себе этого позволить, небо закончилось для нас..."
Небо закончилось для них двоих.
Как и всё, что было кроме неба.

Love we know,
Comes from inside,
But all I want is me,
All I want is me...

Их отношения с Энди были ровно настолько же никчёмными, насколько таковым был и сам Энди. Это не заслуживало внимания. Со стороны Харли - возможность спрятаться, отвлечься, исчезнуть и раствориться, снова став незаметным. Со стороны Стампа - жалость.
Бесцельно и бессмысленно.

Don't you see their bodies burning?
Desolate and full of yearning,
Dying of anticipation,
Choking from intoxication,
Don't you see their bodies burning?
Desolate and full of yearning,
Dying of anticipation,
Choking from intoxication,
I want you to be left behind those empty walls,
Told you to see from behind those empty walls...

Джо был полосой яркого, апельсиново-оранжевого цвета на пыльно-мышиного цвета бумаге. Из всех четверых, он, пожалуй, заслуживал наибольшего внимания.
Если бы не одно "но".
Один нюанс.
Их отделял один звук - НО.
НО Джо не видел в Патрике ничего кроме "медвежонка" и "кореша".
Зачем это было нужно Троману?
Наверное, ему было бы легче не видеть Стампа таким, каким Патрик и являлся в действительности.
"-Не видишь ли ты эти горящие тела? Пустынные и полные тоски, умирающие от ожидания, задыхающиеся от опъянения?"
От этого ядовитого, от этого токсичного опьянения.
Нет, Джо не видел. Он видел свои кошмары, он видел свои страхи, он желал быть наедине со своим сумасшедствием, со своей марихуаной и своими проблемами.
Слишком самостоятельный. Слишком самодостотаточный. Автономный, существующий вне материи и мира Патрика.
Он не кричал об этом различии на каждом шагу.
Он просто существовал ТАКИМ.
А Патрик и не пытался проникнуть к нему в душу.
Стамп был слишком робок, и, не смотря на эти грешки, на маленькие и незаметные грешки, правильным.

...мораль.
...истерика.
...ничтожность.
...отчуждение.
Это были окончания его фраз, это были стыки нитей паутины, которую он плёл.
"-У паутины лжи, что я плету, такой замысловатый узор... такой интригующий..."
Его акварель: белый, кричаще багрово-красный, серый, оранжевый.
Его звуки.
Его существо.
Он сам.
Ничего и не могло быть. Это всё, все эти кусочки мозаики, осколочки, лоскутки настолько неподходили друг к другу, были настолько несочитаемыми и нелепыми, что, казалось бы, и никакого Патрика Мартина Стампа тоже не существовало.