Автор: я, марронье
Название: "а мы строим планы"
Рейтинг: PG
Пейринг: Джо Троман/Энди Харли
Жанр: растечение мыслью по древу, медленное и планомерное
Саммари: кухонная демагогия двух замечательных людей
От автора: я не осмысляю распада ФОБ, я просто говорю
Дисклеймер: хороша Маша, да не наша

-Артюр Рембо, - говорит Энди, - почувствовав, что в своих стихах уже сказал всё, что хотел сказать, послал всех в жопу и занялся сельским хозяйством.
Энди облизывает пересохшие губы, ощупавая корочку запёкшейся крови и надорванную кожицу языком и пьёт клюквенный сок из бутылки. На этикетке бутылки нарисована омерзительная улыбающаяся ягода. Энди делает три глотка.
-По большому-то счёту, всё, что он хотел сказать, он сказал в тех стихах, которые привёз ссобой в Париж. Из глубинки. Потом-то он пробовал писать, но понял, что говно всё это. Ну ты понял.
Я улыбаюсь.
-Ты предлагаешь нам всем заняться сельским хозяйством?
-По типу. Хотя The Damned Things - неплохая альтернатива.
На кухне почти темно. Я, знаете ли, привык к тому, что в последние месяца два, хорошо, три, всё основное действие моей жизни разворачивается именно на кухне. А вот сейчас Энди говорит, а я просматриваю "роттен" и уже морщусь от фотографий мужика, у которого по ноге опарыши ползают.
У меня на ноутбуке есть папка с фотографиями мёртвой Элизабет Шорт. На видном месте, по-показушному. Если это не делает меня крутым, что ещё?
Способность спокойно просматривать расчленёнку сигнализирует как бы о железной воле и как бы об отсутствии страха. Ну, как бы о выдержке. Как бы среднестатистическому уму сигнализирует.
На самом деле, я не дрочу на Элизабет Шорт, нисколечко. Я не извращенец. Просто нашёл-сохранил.
А ещё у меня есть пара замечательных статей про Распутина.
И про Burzum *.
И фильмы - "Омен", "Изгоняющий дъявола".
И знаете, что?
Я смотрел первые пятнадцать минут "Омена". Я читал по диагонали одну из статей про Распутина. Я не коллекционирую наци-атрибутику как Лемми Килмистер*, тем более, что я еврей. Просто месяц назад мне в голову стукнуло. Стукнуло что-то такое про трэш, хардкор, хадкорных перцев, про что-то хардкорное, короче.
А удалить всё это просто лень. Может, когда-нибудь доберусь.
Хардкорный кухонный перец я.
-Вместо того, - Энди допивает клюквенный сок и промахивается, бросая бутылку в корзинку для мусора, - чтобы сидеть на "роттене", лучше бы рассказал мне что-нибудь.
-Э... что?
-Что-нибудь, говорит он.
-Что-нибудь. Мне нечего.
-Окей, босс. Ты унылое говно, босс. Блевотина скучная, босс. И это всё распад нашей группы грёбаной, да, босс? - Харли делает до умиления сосредоточенный дурацкий голос. Такой, когда капля гнусавости, с которой он обычно произносит слова, разростается до трёх пинт.
-Энди, в этом твоём клюквенном соке точно не было ничего такого?
-Я не пью, ты же знаешь. Лет пять как не пью уже.
Я начинаю злиться. Почему-то случилось так, что каждые, пусть даже самые замечательные несколько часов, которые я провожу с Эндрю Джоном Харли, заканчиваются тем, что он начинает меня бесить.
Я злюсь, мы молчим.
А потом Энди говорит:
-А знаешь, может быть, я теперь освою кордан. И буду с Шенноном Лето сраться, у кого кордан быстрее. Может быть, сниму короткометражку. В главной роли обязательно будет девица, которую я буду трахать в жопу. Муза, называется. А может, я займусь таки сельским хозяйством. Свиноводством, там. На пару с тобой.
-У нас нет опыта свиноводства.
-У нас есть Патрик.
Что в принципе-то бесценный опыт, думаю я, зябко ёжась. В декабре темнеет рано, за это я и не люблю декабрь. На кухне накурено и Пэлл Мэлл пахнет почти из каждого уголка, и я знаю, что Энди не в восторге от этого, совсем не в восторге, но, чёрт возьми, это же моя кухня. Я ей хозяин, я на ней сам себе хардкорный перец.
У меня мёрзнут ступни и плечи, у меня мёрзнут пальцы, ладони мёрзнут - они все в чём-то липком и холодном. Сладкие крошки печенья и перчёные крошки чипсов с васаби у меня на пальцах.
Мне казалось раньше, что будет конец и после конца ничего не будет. Конец наступал медленно, мучительно. Конец длился несколько месяцев. Или два, или три. Сначала Энди сказал на твиттере о бессрочном отпуске, а ещё до этого мы все приняли решение о бессрочном отпуске. А после того, как Энди сказал, каждый день, который проходил без вестей, каждый день, когда мы не говорили о распаде группы, мы воспринимали как смутное обещание того, что этот бессрочный отпуск закончится.
А потом - конец конца.
Всё. Распались ведь.
Я как-то в глубине души всё-таки ждал того, что что-то изменится. Не надеялся - просто ждал, с таким смирившимся ожиданием, с которым студент ждёт экзамена по математическому анализу.
Ничего не изменилось, кроме того, что в один из миллионов наших с Энди общих тем для разговора вписалась миллион первая - наши Планы На Будущее.
Не то, что бы эта тема позволила нам ещё лучше чувствовать или ещё больше не чувствовать друг друга. Не то, что бы она добавила в наши отношения капельку тепла или капельку прохладцы.
Мы проводим почти каждый вечер на моей кухне.
И строим Планы На Будущее.
The Damned Things так и не написали ни одной песни, даже самой би-сайдовой.
А мы строим планы.